РЕБЕККА ОУЭЛД [РУС] | REBECCA OYWELD
человек ✦ 38 ✦ хозяйка часовой лавки, меценат ✦ царство хории ✦ черная вдова, мастер, бекка (только для близких)
art, witcher - yennefer
Мне бы спать бы и спать на вороньем крылеСИЛЫ:
Призвание Друид
Путь Круг Земли
Талант Мудрость
Трюк Интеллект
Слабость Сила
Навыки
● История
● Выживание
● Уход за животными
● Проницательность
ИСТОРИЯ:
Жизнь Ребекки для многих долго время походила на сказку. Девчушка из небольшой деревни, кою присмотрел богатый и знатный мужчина и, забрав в город, обеспечил всем необходимым сделав своей женой. Ее появление в высших кругах в свое время стало причиной многих слухов. Но а сама юная леди Оуэлд лишь улыбалась. Ведь о правде ее не спрашивали.Кажется, женщина и сейчас даже слишком хорошо помнит тот разговор при свечах в низкой избе, что была черна от копоти, ведь топилась по черному. В отдалении от крупных городов и кузен люди жили иначе. Они были ближе к природе и чаще их защитниками были следопыты и друиды, что платой за безопасность просили то и дело отдавать им на воспитание новых учеников. Это не было обязательным, но в деревнях это было почетным. К тому же, круг никогда не забирал далеко и всегда можно было вернуться ненадолго к родным. Ей было 11 лет, когда, вернувшись в родную деревню, она увидела этого взрослого мужчину, почти старика, что остановился у них проездом из-за сломанной телеги. Развлекая себя и детвору, он давал попробовать собрать и разобрать головоломки. Одна из таких оказалась в руках и у нее. Увлеченная и не замечающая внимательный взгляд, Ребекка разобрала и собрала причудливую конструкцию из деревяшек. А после еще парочку.
- Девочка… Как тебя зовут?
- Бекки.
- Бекки… Мое имя - Джозеф Оуэлд. Где живут твои родители? Я хочу с ними поговорить.Не заподозрив дурного, она отвела его в дом. И, послушная жесту матери, осталась сидеть на скамейке.
- Мне нужна Ваша дочь.
- ИСКЛЮЧЕНО!
- Я не причиню ей вреда, нее коснусь ее и не буду удерживать ее ни дня, если она захочет вернуться к Вам. И готов в этом поклясться. Не просто словом.
-Только если она согласиться.Взгляды трех взрослых были направлены на нее. Кусая губы, девочка кивает, даже не до конца понимая, на что соглашается. Ведь это стало началом новой жизни.
Джозеф сдержал свое слово. Привезя ее в Алор, мужчина начал заниматься ее образованием и воспитанием. Чтение, письмо, танцы, манеры, языки. И, что важнее, часовое дело. Долгие дни она проводила в кабинете Сэра Оуэлда, который учил ее видеть логику и красоту в работе шестеренок. Являясь приверженцем старой школы, он не допускал использование магии в часах. Лишь небольшие украшательства и только. Именно за это “Часовую лавку Оуэлд” любили. Именно поэтому у нее были поклонники, готовые платить большие деньги. Именно поэтому состояние Джозефа было большим. И по этой же причине ему была столь сильно нужна приемица, потому как никто из родни не был заинтересован в делах лавки. Им нужны были лишь деньги.
- Ребекка, дорогая… Присядьте… Я помню, что давал клятвы. И им я буду верен. Я все объясню, но… согласны ли Вы стать моей супругой?
Это предложение воистину ее ошарашило тогда. Понять, что все это время она была просто деталькой в планах “поехавшего старика” было обидно. Это почти разбило ей сердце, вынудив в тот вечер уйти в слезах. Ее не торопили с ответом. И за месяц, что был потрачен на раздумья, Ребекка и сама разложила все по полочкам. Ее образованию могли позавидовать многие девушки Хории. Ее всегда отпускали погостить домой и в целом передали много денег в родные места, отчего деревушка из захолустной стала добротной. Ей позволяли то и дело посещать рощи друидов, что были недалеко от города. Ее обеспечивали и о ней заботились. И теперь делают предложение, что закрепит ее статус и положение в городе. И ее все еще не трогали, выступая наставником. Она согласилась.
Их свадьба была сдержанной. Не потратив на мероприятие ни одного лишнего золотого, Джозеф уже много чаще позволял семнадцатилетней Ребекке оставаться во время важных совещаний и позволял все больше касаться управительских дел. Родственники сэра Оуэлда лишь шутки шутили, что старик вовсе сошел с ума. Они улыбались и шептались за спиной, пока в один из дней мужчины не стало. Кажется, Ребекка была одной из тех, кто искренне горевала на похоронах не мужа, но друга и наставника. И так же искренне слушала, пока зачитывали завещание. Завещание, котором все до последней копейки мужчина оставил ей.
Они были в ярости. Почти плюясь ядом и начав было лезть на нее с кулаками, родственники были готовы убить ее там на месте. Но против слова Джозефа не пошли. Растерянная и отчасти нее понимающая, что делать, Ребекка, опираясь на мастеров лавки, стала вести дело сама. Но она нуждалась в том, кто мог бы ее выслушать. Случайная встреча в парке. Антуан Бэнор казался ей милым, трогательным заботливым. Незаметно для себя она влюбилась и, несмотря на предупреждения старших мастеров, подпускала его к себе все ближе. И отчего-то даже и не думала отказывать, когда ей сделали предложение руки и сердца.
Пышная свадьба. Общий портрет, где они были счастливы. И каждый раз выходя в свет, они были примерной, счастливой, любящей парой. Но со временем ее одежда стала закрытой, дабы прятать синяки. Со временем цвет одежд стал скромнее. Со временем улыбка стала пропадать с ее лица. Со временем в фиалковых глазах пропал блеск. Она буквально увядала, не видя проблемы. Став почти служанкой в доме мужа, покорно выполняла просьбы, ведь любила того безумно. Пока однажды не услышала случайный разговор в кабинете Антуана.
-... тише. Подождите еще немного… Но готовьте черные одежды и мою долю. К лету станет одним Бэнором меньшее.
Суровая реальность звучала битым стеклом упавшей с подноса посудой. Она чувствовалась кипятком на рук и болью в волосах, за которые ее тащили в комнату. Кики сказала, что ничего не услышала. Кики сказала, что ничего не поняла. Кики была очень послушной и покорной. Пока в один из дней Антуан не повез ее на охоту. Она знала, что у него с собой зелья, что могут подавить волю и слабые яды, коими он так долго отравлял ее тело. Он, как и прочие, не знал о том, почему раньше она покидала город на срок длиной до месяца. К лету действительно стало одним Бэнором меньше.
Приманенный запахом дичи, в небольшой охотничий домик пробрался медведь, не задравший юную леди лишь потому, что та не без помощи мужа забралась на чердак. Антуан умер героем. Но а злость Оуэлдов лишь подтвердила справедливость ее опасений.
Ей было 22 года, когда она стала уже дважды вдовой. Вернув себе фамилию Оуэлд, Ребекка зареклась не менять фамилию. И с тех же пор она опасалась прикосновений и мужчин, часто вскакивал посреди ночи от кошмаров. Уходя в работу и дела, она стала наверстывать все упущенное, а так же постепенно выводить дело лавки на новый уровень. Выходя в свет в темных, сдержанных одеждах, она всем своим видом всегда показывала, что не заинтересована в отношениях. Да и, несмотря на наследство, мало кто был заинтересован в “старухе” и “дважды-вдове”. К тому же, в тот момент механизмы и ровный бой шестеренок стали ей спасением столь же большим, сколь и тишь дубрав. Все больше и больше погружаясь в изучение механики, Оуэлд стала все ближе подбираться к созданию големов. И в итоге пошла на риск, решив начать их создавать. И постепенно их дело стало набирать свой ход.
Утонченный и изысканные, големы часовой лавки создавались переводчиками и помощниками для высокопоставленных лиц. Стоя порой невероятных денег, они все же нашли своего покупателя, ведь часто были почти произведением искусства. И поэтому было очень тяжелым ударом в один из дней получить назад “сломанного голема”. Голема, что был доставлен в коробке, скованной чарами. Когда же те были сняты, то присутствующие услышали звук, похожий на плач. Тот, кого они тогда вытащили из коробки не был уже больше големом. Хорол, смотрел на них со смесью испуга и злобы, пока одна из его рук едва висела на шарнирах.
- НЕ ПОДХОДИТЕ!
- Тише… тише… я помогу. Всем. Выйти.
- Но…
- ВЫЙТИ! Видишь… мы одни. Я Ребекка. Тише… тише… Можно, я подойду? Вас можно коснуться? Могу ли я Вам помочь?Кракатук стал первым хоролом, что был не только создан, но и нанят лавкой. Нанят и имел свою должность, комнату и даже зарплату. Полный благодарности, механизм хорошо делал свою работу. Но невольно то и дело приводил в лавку своих собратьев, которым была нужна помощь. И оказывать эту помощь Ребекка стала считать своим призванием.
Ей был 31 год, когда в один из вечером кроме хорола на ее пороге оказался взволнованный мужчина. Дотащив того до мастерской, он не мешался, но на самом деле помогал, поддерживая угасающую “жизнь” в сломанном теле. После этого ремонта, на который ушло много сил и времени, они оба, уставшие, сели просто почти без слов пить чай. А после начался разговор, что, перебиваясь глупыми шутками и проверками состояния подопечного, продлился до рассвета. Сэмюэл больше не обеещал появляться так у ее порога. Но после явился снова. При лихом костюме, с двумя арбалетами наперевес и предложением от которого она не смогла отказаться.
- Леди Оуэлд. Я тут услышал, что недалече возле одного дома призраков стали видеть. Не желайте ли прогуляться пострелять?
Она снова была влюблена. Теперь без чар и зелий, а по настоящему. Ведя себя то и дело, словно дети, они сохраняли серьезность на людях, после дурачась наедине и среди близких. Сэмюэл Хаунд был хозяином оружейной лавки и поэтому их совместные прогулки на стрельбища стали слишком быстро традицией. А время, что они проводили – все большим. Оказаться под венцом в 33 и при этом отказаться брать фамилию мужа было чем-то… неслыханным. Но они были счастливы и им было плевать. Счастливы, несмотря на то, что из-за отравленных зелий они никак не могли завести детей. Работая вместе в своих лавках, они укрывали горе любовью, теплом и заботой. Часовая лавка Оуэлд выполняла заказа, выпуская из своих мастерских отменные часы и красивых хоролдов. Лавка Хаундов в свое время произвела фурор, выставив ружья. Невероятно дорогие, но чертовски эффективные. Они уже смирились с тем, что комнату, что ненадолго стала детской, можно переделать снова в кабинет, когда произошло чудо.
- Двойня.
- Вы уверены?
- А вы хотите тройню? Только скажите! Лей поможет.
Мелодичный смех взрослой жрицы. Руки мужа, что подхватывают ее и кружат в танце. Их счастью не было предела. Окрыленные, они стали готовиться к тому, чтобы стать родителями, ведь понимали, что Ребекка вовс не юная девушка. Но даже это не помешало им отправиться в путешествие в Зафенленд. У них даже получилось найти местных мастеров, что смогли бы работать в их магазинах. В последнюю неделю они решили проехаться в ближайщие с границеей города Цертевинии. И, гуляя в ночи, увидели невероятной красоты черные лотосы, что росли посреди поля. Сэм выглядел невероятно счастливым, когда, сорвав цветок, вдохнул аромат. Но после закашлял и под недовольный взгляд жены вернул цветок обратно. Помогаю тому срастись со стеблем, Ребекка чуть ворчала на того. И не понимала, что эта прогулка стала началом конца.
Кашель. Температура. Бред. Сэмюэль сгорал на ее глазах, а она никак не могла ему помочь. Не могла, потому что и сама едва держалась на ногах. Понимая, что с ними происходит что-то странное и страшное они постарались как можно быстрее отгородить от себя тех, кто дышал и тихо шутили между собой, что иметь в работниках хоролов - приятно. Те старались им помочь. Но все попытки были тщетны. Ребекке в какой-то момент стало лучше. И она тихо плакала от невозможности быть рядом с мужем, который стал похож на высушенный труп, но все еще был жив. Смерть была ему избавлением. Она все еще болела, а потому даже не смогла быть на прощальной церемонии. Но вскоре после нее ее пронзила боль, после которой наступило забытие.Пронзительная тишина в комнате. На ее худых руках кроме шрама от кипятка множество черных полос. И такой же шрам теперь на ее животе. Она была здорова. Она потеряла за неделю всех, кого любила.
Трагедия коснувшаяся ее осенью 476 года, оставила на некогда вороных волосах седые пряди. Вернувшись в ставшим чужим и пустым дом, Ребекка думала вначале о страшном. Ее остановил Кракатук. Своими речами. Попытками навязать прогулки. Тем, что подарил птицу, дав ему имя Корво. Эти разговоры помогли ей собрать себя из осколков. Собрать и направить все имеющиеся у нее силы и ресурсы на борьбу с болезнью, о которой мало кто еще слышал. А еще, поняв всю хрупкость жизни, как и Джозеф в свое время задуматься о выборе того, кому передать дело.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
● Обучена счету, чтению и письму на Хорийском, Малдокийском и Таскийском. Учит зафенский. Умеет стрелять из арбалета и винтовки, прекрасно держится в седле (если дело касается лошадей). Неплохо плавает, но немного паникует, оказываясь вдали от берега. Весьма удачно ведет переговоры.
● Владеет в настоящим момент 4 торговыми точками (две в Хории и две в Зафенленд). Также выкупила и привела в порядок гостевой дом в Алоре. Занимается благотворительностью и поддержкой юных талантов.
● Среди хоролов получила славу Мастера, оказывающую помощь в починке
● Не афиширует то, что является друидом. После произошедшего с ней лишь больше углубилась в изучение исцеляющих чар. Умеет обращаться в медведя и ворона.
● После того, как переболела чароедом лишилась части своих сил и быстро устает. Также на теле и лице заметны черные полосы, формирующие рисунок, похожий на корни или вены. Полосы на лице скрывает с помощью амулета, что создает легкую иллюзию.Описки наше все. Люблю и ценю юмор так же сильно, как стекло. Пишу от 3 до 10 к под ситуацию. Люблю утаскивать в тележку и высылать мемы
Тихо о Личном:
ПОСТ:
Она была такая… любопытная. Такая… беззащитная. Уязвимая. Рот полнился слюной от желания вцепиться в эту глотку, чтобы почувствовать вкус крови. Впервые почувствовать и ощутить что-то на самом деле, а не получить лишь жалкое, эфемерное подобие этой самой… жизни. Что даже жизнью не была. Припадая к земле. Таясь по углам. Он чувствовал, как то, что они называли телом, словно сжималось, готовясь коброй к тому самому рывку. Он мечтал, чтобы когти впервые коснулись уязвимой плоти, раздирая ее. Он мечтал слизывать кровь с когтей…
“рано… рано… она нужна нам… потому что иначе мы умрем”
Рычание, заставляет прийти в себя. Открывая глаза, Вергилий видел, но не видел ничего. Его взгляд, абсолютно расфокусированный и не способный ни на чем сосредоточиться, блуждал по комнате, пока он не смог собрать, словно по кусочкам то, что было прямо перед ним. Девушка. Красивая. Обнаженная. Дикая. Сейчас он словно не мог даже понять, кто она… Но он помнил, что должен ее держать. И потому, когда он видит на ее щеках слезы, то прижимает ближе к себе, позволив уткнуться лицом в шею. Зарывшись рукой в запутанные черные волосы, он мягко гладил ее по затылку и шее. Держа вторую руку на талии, лишь прижал ближе, когда почувствовал, что та слабее.
— Я здесь…. И ты здесь…
Хриплый и тихий голос, больше похожий на сип срывается с губ, когда, сжав ее на миг чуть сильнее, Вергилий смотрит в сторону. В отражении банок и склянок, что полнились ингредиентами для зелий, он видел их отражение. И пляску свечей, что бликами своими уводила его куда-то далеко. В голове послышался нарастающий гул и, будучи не в силах противиться ему и сбежать, Вергилий лишь закрывать глаза, уносясь куда-то далеко. Куда-то, где скрипело старое мельничное колесо у воды. И лепешки казались всегда черствыми, но оставались отчего-то… дороги сердцу?
А разве оно хоть когда-то у тебя было?
Его уносит. Уносит куда-то далеко, но вместе с тем близко. В нос ударяет запах болот, а на языке чувствуется снова сладость и вместе с тем горечь клюквы. И от вкуса этого у него самого выступают слезы, что оседают на черных волосах.
Но не тех.
Тоска сжимает его сердце стальной хваткой. Но когда он слышит эти повторяющиеся крики, лишь сильнее прижимает к себе. Он чувствовал… она не здесь. Движения слишком дерганные и спутанные. Гриф, обеспокоенно подлетает ближе к кругу но остается за его границей. Однако взгляд его не обещает ничего хорошего в случае, если он причинит его “хозяйке” больно. У Вергилия нет ни единой мысли. И оттого, чувствуя боль от впившихся ногтей, что, кажется, до крови царапают плечи, лишь продолжает гладить по спине, как тихую мантру повторяя “Ты здесь”.
Она пока не тут.
Они наблюдали. Они видели то, как пока девочка проигрывала. Здесь, сейчас, на этой поляне была вовсе не та ведьма, что уже успела стать причиной слухов и обрастала новыми так же просто, как дикий зверь собирает своей шерстью репейник. Здесь она была такой беззащитной. Здесь… они пили ее страх и боль с удовольствием. Разве что не давали ни капли тому, чье тело и разум были их темницей. Потому что еще даже незначительное вмешательсво еще одно силы может нарушить то шаткое подобие баланса, что было сейчас.
Они были удивлены… Но он неплохо справлялся. Потому как удержал. А она смогла встать, стоило ей немного помочь… Все же… это место было ИХ клеткой.Ее ярость — лесной пожар, вспыхнувший от удара молнии. Он был настолько же ярок и красив, как опасен и безжалостен. Девица этого не видит. Но поляна, что еще совсем недавно полнилась зелени, вспыхивает в этом огне. Этот жар не трогает ее. Но языки пламени, извиваясь, показывают ей и им… показывают обрывки воспоминаний. Показывают ту ярость, что не находила выход раньше. В миг, когда девушка влюбленная принимала решение смолчать. Потерпеть. Чуть-чуть. Еще чуть-чуть… Еще… Отсветы пожара, меняя форму, а порой и цвет — ее ярость и ее вина. За то, что не скинула оковы раньше. За то, что позволила нанести вред и причинить боль… Эта ярость была вкусной настолько, что, расплываясь туманом, они подходят ближе… Посмотрев на нее, через плечо они смотрят на то, что обрело жизнь в пустоте, кою оставил после себя демон.
— Прочь.
Их голос был тих, но звучал громогласно. Их голос был один, но им вторили многие.
Вергилий резко открывает глаза, чувствуя, как тело сводит от страха и боли ногтей, что впиваются под ребра. Боль это то, что помогает подавить желание бежать. Резко вскидывая голову, отчего перед взором темнее, он почти начинает движение, но вес тела на коленях его удерживает. Вес и та, казалось бы, ясность, что была в глазах девушки. Даже чуть улыбаясь ей, он, еще недавно прижимающий ее крепче к себе, гладящий по волосам и шепчущий, что “все хорошо” остро чувствует угрозу. Ему надо убежать. Уклониться. Бросить. Тьма шепчет впиться зубами в подставленное так удобно горло. Тьма и ее дети, оживающие в полутьме дома и танцующие в пламени свечи, хотят крови. Но он обещал ее держать.
Боль от удара по лицу словно лучше дает почувствовать собственное тело. А затем, что-то происходит. Что-то новое, ему незнакомое и непонятное. Отпуская руки, Вергилий хватается за голову и кричит, слыша, как ему вторит Хиди. Его голова словно ненадолго раскалывается и он слышит треск. А после приходит лишь пустоту. Резко опуская голову и позволяя рукам плетям свисать по бокам, он смотрит невидящим взором, чувствуя вкус металла, что наполнил рот. Он не узнает этого дома. Не узнает девы напротив. Не понимает, почему она плачет и просить прощенья.
“СУЧКА ДРАНАЯ! ДА КТО ЕЙ ПОЗВОЛИЛ НАЗЫВАТЬСЯ ЧАРОДЕЕМ????”
“А ВОТ ЭТОГО ДЕЛАТЬ ЕЙ НЕЛЬЗЯ!”
“УБЕЙ!”Голоса… такие разные но похожие. Голоса, которым он привык доверять не думая и не спрашивая. Голоса, что являются его единственной причиной жить. Они говорили ему убить ее. Убить… отчего-то сейчас кажется, что это можно сделать так легко и просто. Отчего-то кажется, что сейчас, убить это беззащитную, обнаженную девку у его ног, что посмела причинить ему боль - и это боль он вспомнил, будет правильным решением. Отчего-то он чувствует - слезы по глазам текут тоже из-за нее. Но, подбираясь ближе, Вергилий — точно, это его имя, — лишь обнимает ее спины, прижимая к себе и оттаскивает чуть дальше голову от свеч. Волосы хорошо горят.
— Я тут… Ты тоже тут… Серафена…
Ее имя, срывающееся с губ,звучит нежно, искренне и мягко. Так он позволял себе называть лишь двух людей. И вот,открыв глаза, он снова там. Он снова с ними в глуши. В той глуши, что казалась им родной, а сейчас была пустой и чужой. Они держались вместе. Они держались за руки и шли вперед. Пока что-то их не напугало. Пока что-то их не раскидало. Но лицах, что еще недавно было любопытство, теперь был ужас. И, как и тогда, он до надрыва кричит их имена. Их силуэты так близко… но он не может их догнать. А догоняя и поворачивая к себе, видит лишь тела, что были с пустыми лицами. Без глаз. носа. губ. И каждый раз, когда он касался их, они рассыпались. Они рассыпались и кричали их голосами.
— Брат… Сестра…
Его слабый и осипший голос звучит что здесь, что “там”. Там, где он, лежа нагим на полу в окружении свеч, прижимал к себе едва знакомую девушку так, словно она была самым родным человеком в его жизни. Он почти был разбит… но по телу идет тепло. И на миг гримаса боли и страха искажается улыбкой. Он останавливается среди этих огромных деревьев, что кронами уходят в небеса. И он видит, как из этих теней к нему направляются двое, чтобы стать одним. Вергилий расслабленно закрывает глаза.
— Так… нельзя?
— А ТАК МОЖНО?Их голос звучит громогласно и, увеличившись в размере, тень ударяет по полу, что, быстро пройдя трещинами, рассыпается кучей осколков. Их фигуры, повисшие в пустоте и удерживаемые какой-то силой, парили в окружении мириадов осколков.
— ПОСМОТРИ, ЧТО ТЫ НАТВОРИЛА?!?!? ПОСМОТРИ, ЧТО ТЫ С НИМ СДЕЛАЛА?!?!?!? ТЫ ЗНАЕШЬ, ПОЧЕМУ ОН ВСЕ ЕЩЕ ПОНИМАЕТ КТО ОН?!?!
— Потому что есть мы.
После громкого рыка того, кто напоминал волка, этот голос звучит обманчиво мягко… с нотками какой-то игривости, что свойственна детям, замышляющим шалость.
Резкая, холодная боль пронзает тело в миг, когда пальцы, коснувшиеся ее, словно получают когти. Когти, что вгоняются прямо между позвонков в шее.
Не здесь, но там издает отчасти болезненный крик птица.
— Мы дали тебе возможность помочь… а ты решила причинить нам боль… И это после того, как мы тебе помогли… Глупышка.
Голос, ласкающий слух, раздался смехом. Звонким и громким, словно колокольчики. Отчасти танцуя, фигура, став дымом, растворилась, лишая всякой опоры и давай почувствовать слабость и невозможность словно контролировать свое тело. Через миг, она снова обрела форму, похожая на какую-то обезьяну. Подойдя к Волку и буквально мелодично зарычав тому на ухо, она растворилась вновь, укрывая собой и того, кто был рядом.
Став почти неотличимыми от темноты, что была вокруг, они начали выползать из нее. Медленно выставлять по одной лапы, что заканчивались когтями, огромная не то сова, не то еще какая тварь, подбиралась ближе и, выпивая каждую капленьку эмоций, становилась больше. Остановившись рядом и приблизив морду, тварь издала странный, ни на что не похожий рык.
— Мы единственная причина, по которой жив он. Мы единственная причина, по которой жива ты… Мы впустили тебя. Мы дали тебе пройти так далеко. И мы не дадим тебе разрушить то, что строим…
— МЫ НЕ ДАДИМ ТЕБЕ ПРАВО ЗАБРАТЬ У НАС ЖИЗНЬ, ЧТО СТАНЕТ НАШЕЙ!
Оскалив пасть, Хиди буквально сбивает с ног, впиваясь зубами в плечо. Вертя мордой, словно крокодил, дерзающий добычу, швыряет легкое, словно тряпичное тело и прежде, чем оно коснется “пола”, ударяет по нему. И тело летит в пустоту и черноту. Не способное словно двигаться. Не способное ни за что зачепиться.
— Ты хотела уйти глубже???
ТАК УХОДИ!Их смех звучал отовсюду. Их смех был мерзок. Они слишком сильно увлеклись охотой. Ведь впервые могли касаться врага. Им хотелось поиграть.
Сглатывая слюну, перемешанную с кровью, Вергилий приоткрыл глаза. Он чувствовал, что что-то не так. Смотря на девушку рядом, он отчаянно понимал, что что-то совсем не так.
– Кровь! Кровь!
В его сторону летит кинжал, пущенный по полу. Поймав взгляд испуганной птицы, он не думает. Едва ли чувствуя боль, когда режет ладонь, Вергилий подносит ее к устам девушки и вкладывает в руку нож, окрапленный своей кровьей. Слабея и прижимая ближе, целует нежно ее висок, говоря тихо и трепетно.
— Ты тут… Ты здесь… Я здесь… Дыши…
Закрывая глаза, нежно ведет рукой по боку и, скользнув к животу, притягивает ближе, силясь отдать те последние крохи тепла и сил, что были у него самого.
